Я сегодня буду твоей куклой, послушной и бесчувственной. У моей кровати на тумбочке лежит пара черных чулок на широкой кружевной резинке и черная бархатная ленточка.

Когда ты проснулся, по квартире витал аромат кофе, на кухонном столе ждала тарелка со стопкой свежих гренок, баночка с абрикосовым джемом и сливки к кофе.

Я с безучастным видом стою рядом, пока ты ешь. Завитые волосы я, приподняв, заколола. Хотя на мне только чулки и ленточка на голой шее, мне не холодно, по телу пробегают волны томительного предвкушения.

Ты неспеша ешь, что-то перебирая в своем смарте. Ожидание плавит меня.

Закончив, говоришь «Подойди!». Я подхожу и с отсутствующим видом смотрю вдаль. Я докажу тебе, что умею быть непробиваемой и сдержанной!

О да, ты эстет, тебе нравится то, что ты видишь. Чувствую, как твой взгляд неспеша скользит по мне. От выбившегося локона на шее с одинокой ленточкой, останавливается на груди, на втянутом животе, потом опускается еще ниже.

Ты совершенно спокоен, невозмутим.Твои пальцы едва касаясь нежной кожи, обводят резинку чулка. 
Откинувшись на спинку, глядя мне в лицо, ты свободными и легкими поглаживаниями начинаешь ласкать меня.

Я знаю, что ты слишком хорошо изучил свою куклу, чтоб она могла устоять перед тобой. Но у куклы нет и не может быть чувств, иначе это уже не кукла, и ее надо выбросить. Поэтому я с затуманенными глазами, сдерживая учащенное дыхание, бесстрастно терплю эту сладкую пытку.

А в голове как обессиленный мотылек бьется единственная мысль «Я — кукла, я — кукла...»

Погода у нас сегодня покашливает, воет ветер простуженный, у неба глаза бесцветные, припухшие, чуть что на мокром месте… Осенние листья, которые в ясный сухой день, словно ярко-желтые перчатки на невидимых руках порхали в воздухе, сейчас небрежно стянуты и брошены у бордюров вывернутыми грязными комочками..

В такую пору  в небе кружат водовороты черных птиц, которых ветер и голод гонит из пригородных лесов и полей, к дворам прибиваются стаи бродячих  мокрых собак, а в переходах и у метро согбенные темные фигурки в грязной одежде жмутся к своим  туго набитым пакетам. В этом году заметила еще одну примету осени В метро и супермаркетах появились молодые люди с оплывшими, красными морд… физиономиями и расхлябанной походкой. Покупая пиво, они задирают девочек-кассирш, требуя обслуживать себя с вежливой улыбкой, а вслед девушкам с отвратительным гоготом кис-кисают. Из каких дыр, из каких подворотен или вонючих подвалов повылезали эти упыри?..

Проходящий поезд прибыл около полуночи, время стоянки 7 минут. Редкие пассажиры торопливо прошелестели вдоль вагонов в сторону города. Последней на опустевший, залитый искусственным светом перрон ступила тонкая девичья фигурка с небольшим рюкзаком. Повернувшись спиной к вокзалу, она замерла, всматриваясь в дальний конец перрона. Потом медленно пошла туда. Несколько секунд спустя навстречу ей двинулась появившаяся ниоткуда массивная темная фигура мужчины. Подойдя вплотную друг к другу, они остановились и молча стояли, отбрасывая лепестки полупрозрачных теней.

«Доброй ночи» прошептала девушка, и не поднимая рук потянулась к мужчине всем телом. «здравствуй, Нинуша», ответил он.

Девушка, прикрыв глаза, терлась щекой, носом о его заросшую бородатую щеку, вдыхая, впитывая его запах. Потом, словно очнувшись и вынырнув из вязкой глубины, она взглянула в его черные, бессонные глаза своими расширенными зрачками и спросила: «Сколько у тебя?» Он ответил: «Две». «Мало. У меня три». «Ничего, Нинуш, в дороге доберем.» Он взял ее за плечи, развернул и они пошли к выходу. Черный Мерседес послушно откликнулся.
Девушка закинула рюкзак назад и, подобрав стройные ноги в узких черным джинсах, сжалась на переднем сидении. Вырулив со стоянки, мужчина спокойной произнес:

« Не волнуйся, Нинуш. Когда приедем в Альт, у меня тоже будет три.» Девушка откинулась назад, расслабилась и с улыбкой ответила «Конечно, Гурон». Вырвавшись за город, машина легко неслась по дороге, которая сама стелилась под свет фар. Через час, на выезде из какого-то городка их остановил скучающий полицейский. Он подошел к автомобилю и попросил права.

С ободряющей улыбкой взглянув на спутницу, Гурон достал документ и протянул в окно. Едва рука полицейского взяла права, Гурон вдруг резко дернул его внутрь и молниеносно перекусил вену на шее. Когда тело перестало дергаться, Гурон наклонился к нему и длинно вдохнул. От головы, от пальцев, от груди и шеи мужчины к нему протянулись светящиеся, тягучие как жевательная резинка, нити. Спустя мгновение, Гурон вытолкнул тело и завел машину.

«Ну вот, три».

Светало, когда они въехали в Альт. Городок встретил их чистотой, тишиной и еще не погасшими фонарями. Нинуша бросила взгляд на черные спортивные часы на левом запястье.«Успеваем». В сонной гостинице им вручили ключи от номера, на ручке которого тут же закачалась интернациональная табличка " Don`t disturb".

В номере Нинуша сняла и аккуратно поставила на стул рюкзак, прошла в спальню, тщательно задвинула шторы и, раскинув в стороны руки, упала спиной на широченную кровать. «Наконец-то». Она блаженно закрыла глаза. Потом открыла их, глянула на молчащего Гурона пронзительно-голубыми на фоне красных белков глазами, и сказала:

« Три. Мы будем с тобой спать целых три дня...»

Живу своей жизнью, наслаждаюсь городом, серыми домами, морскими сквозняками.
Гуляю по набережной. Прикрыв глаза, подставляю лицо упругому ветру и теплому солнцу. Иногда долетают соленые брызги. Морщусь и улыбаюсь. Чайки с отчаянным криком чиркают в воздухе лезвиями крыльев. 
На море могу смотреть бесконечно. Дыхание подстраивается под ровный ритм волн. 
Сегодня на город опустился туман, плоское море стало матово-серым. На пляже безлюдно. 
Сложив руки на перила парапета, замираю. Предчувствие клубится где-то в районе солнечного сплетения.
«Скоро…»
Прерывисто вздыхаю и забываю дышать. Закрываю глаза.
«Сейчас…» 
Он подходит, останавливается за моей спиной. Ладонями мягко обхватывает мои руки выше локтей. Шею щекочет теплое дыхание: 
«Давно ждёшь?»
Мое сердце радостно затрепетало. Открываю затуманенные глаза и улыбаюсь.
Поворачиваю голову направо и встречаюсь взглядом с Твоими темными блестящими зрачками. Ты стоишь рядом. Мы, не отрываясь, смотрим глаза в глаза. 
И в эти мгновения мы становимся близки друг другу как никто раньше. Мы распахиваемся навстречу, мы узнаём друг о друге то, чего никто в мире не знает. Мы становимся единственными, любимыми, родными.
« Я Тебя жду всю жизнь…»
« Я тоже », — слышу я за спиной. Его ладонь обхватывает мой подбородок и губы накрывают рот, целуя властно, страстно, сильно. 
Я не закрываю глаза и вижу, как Она — красивая, стройная, стильная подходит к Тебе. 
Ты целуешь её и, бережно взяв под руку, уводишь. 
Не обернувшись. 
Ни разу…
А я закидываю руки Ему на шею и закрываю глаза.

Давай, сходим сегодня в парк! Ведь, если ни разу не собрать букет из ярко-желтых кленовых листьев, то «можно опоздать на целую осень!»
Оденемся потеплее, укутаемся в шарфы. Прогуляемся по мокрым дорожкам, украшенным аппликацией из прилипших разноцветных листьев. Проникнемся осенней меланхолией от притихших, засыпающих деревьев, от серой тяжелой воды.
Подышим неповторимым горьковатым запахом прелой листвы.
И конечно, вдоволь нашуршавшись скукоженными листьями, соберем веселый, лохматый букет!
А потом — в кафе греться глинтвейном! Щеки раскраснеются, глаза заблестят, день покажется уже не таким серым и скучным.
И я скажу: «Пойдем домой! Я по тебе соскучилась!»
А букет мы «случайно» забудем на столике.

Он совершенно незаметен.
Но она его заметила.
Он быстро проходит мимо, не поднимая глаз.
А она упрямо с ним здоровается.
Она ищет повод, чтоб с ним заговорить, репетирует диалоги.
А он убегает взглядом, и разговор заканчивается, так и не начавшись.
Он умолкает, когда она оказывается рядом, и всегда равнодушно отводит глаза в сторону.
А она уже почти не ищет его темную голову за монитором, когда прибегает утром на работу.
И привычно не слышит в прощальном хоре его голос в 6 вечера.
Никогда, никогда он не говорил ей «До свидания»…

«Такой неудобрый этот табурет! как на нем Наташка работает? Жесткий, без спинки!»
Она потянулась вверх, разминая затекшую спину и совсем по-кошачьи, расставив локти в стороны, прогнулась и покрутилась, тихонько застонав от удовольствия.
А потом взяла и развернулась назад.
И забыла как дышать, словно сразбега, налетев на взгляд в упор.
Пристроив подбородок на сплетенные пальцы поставленных на стол рук, он спокойно смотрел на нее своими черными глазами.
Он ее ошеломил.
Он не отвел глаза!
Не сделал вид, что случайно встретился с ней взглядом.
Нет, он открыто смотрел в ее глаза.
А она в его.

Что-то изменилось?

Влюбиться можно глазами, губами, кожей.
В ресницы, в сигарету в руке, в голос.
Под музыку, под пиво, под шум дождя.
В трамвае, в очереди, в компании.

А любить можно всю жизнь.

В полночь, накинув на голову капюшон плаща из грубой шерсти, она вышла на крылечко.
Заворожило распахнувшееся над головой глубокое небо. Перечеркнутое песчаной дорожкой Млечного пути и помигивающее блестками созвездий.
Она бесшумно скользит по бледной тропинке в полнейшей тишине.
Вот показались темные силуэты крестов за живой изгородью, каменные склепы и причудливо изогнутые ветви усеянных первыми листиками деревьев. Запах мокрой земли смешивается с горечью дыма.
Она рвет крапиву. Сочную, молодую кладбищенскую крапиву. Нежные стебли с хрустом ломает посредине и укладываю на локоть левой руки.
Уже с трудом удерживает этот влажный, жгучий букет.
Интересно, сколько растений потребовалось бы, чтобы сшить рубаху, которая навсегда сделает из дикого лебедя обыкновенного принца?
Ей не узнать ответ. Из своей крапивы она сварит завтра зеленый борщ…

Из-за тебя я стала заглядываться на мужчин постарше.

Именно поэтому согласилась однажды на предложение подвезти. Ведь у него черные глаза, налет седины на висках и он нереально похож на тебя. Я – ненормальная, я сама себе сказала: «Пусть он — это будешь ты». 

Первый раз было странно. Ты молчал, сказал, что устал, а я, такая типа общительная, болтала обо всем, что приходило в голову. Наверное, забалтывала свою неловкость от собственного решения. Но отказалась от твоего предложения поехать куда-нибудь или просто покататься. Только до метро!

Ты сказал, что будешь встречать меня завтра, но завтра я улизнула с работы пораньше. А мне сказали, что ты меня искал. 

Вторая встреча все перевернула. Я же 100 лет тебя знаю! Я смеялась, рассказывала что-то, смотрела в твои искрящиеся черные глаза, на твои руки, хотела гладить тебя по щеке, мне нравилось в тебе всё. А ты восхищался моей улыбкой, волосами, губами. И тоже что-то рассказывал, улыбался, спрашивал, а остановившись в переулке, легко и естественно повернул мое лицо к себе и начал целовать, лаская губами мои губы.

Сквозь меня словно пронесся горячий вихрь, меня толкнуло изнутри, и я с, наверное, неожиданной для тебя страстью ответила на поцелуй. Снесло крышу, отказали тормоза, слетели барьеры! Моя пылкость захлестнула нас обоих. 
Ты знаешь, как я давно тебя хочу, как я давно тебя жду и, наконец-то, это случится на самом деле! Мои руки сами знали, что делать, желание затопило. Мне хотелось все делать самой, я хотела наконец-то получить тебя. 

Ты прошептал: Какая же ты горячая. 

Еще и еще я насыщалась тобой. Пока, наконец-то, не свалилась как тряпичная кукла. В машине пахло сексом, на панели лежал узелочек использованного презерватива. Его вид почему-то отрезвил: а вот мужчины никогда не теряют голову. 

Посмотрела на тебя и вдруг отчетливо поняла: чужой. Я его ни фига не знаю!
Упорно не глядя, деловито вытерлась салфеткой, оделась, нашла сумку, пробормотала, что мне пора и вышла из машины. Невнимательно сделала ручкой «бай-бай» и пошла к метро. В голове было пусто и равнодушно.

Несколько дней уходила с работы пораньше. Но в пятницу он все-таки встретил меня. И сказал: Давай поговорим.

Сели в машину. Он повернулся ко мне, я посмотрела на него: незнакомый, посторонний.

И прямо сказала: Ты просто очень похож на одного человека. Я о нем мечтаю, я его очень хочу. Я использовала тебя.

Не знаю, чего я ожидала: гнева, презрения, мата, пощечины.
Но он с какой-то снисходительно-ироничной улыбкой покачал головой и, вздохнув, тихо полуспросил: Взрослый человек?…
Перегнулся через меня и открыл дверцу. 

Почему-то почувствовала себя двоечницей, выходящей из кабинета директора.
А в голове был полный сумбур…

«если женщина не права, сразу попроси у нее прощения» — конечно, француз, наверняка дамский угодник и прирожденный пикапер. Франсис де Круассе  этой фразой очаровывал женщин и злил мужчин, сунул за пазуху подкаблучникам оправдание, а стервозам дал в руки оружие поострее высоких шпилек. Конечно, следовать этому правилу есть смысл, чтоб не заедаться по мелочам, но ведь женщины с удовольствием настаивают на нем как на непреложной истине, обязанной к выполнению всегда.